Библиотека / Литература / Библейская история / Период Пятый (От завоевания земли обетованной до учреждения царской власти.)

Период Пятый (От завоевания земли обетованной до учреждения царской власти.)

ХХIII. Земля обетованная. Внешнее ее положение и природа. Население, его язык, религия и гражданское состояние.

Земля обетованная, на границе которой стояли теперь израильтяне, представляла собою ту небольшую гористую полосу, которая известна теперь под именем Палестины. Простираясь вдоль восточного берега Средиземного моря от отрогов Ливанских гор на севере до Аравийской пусты­ни на юге, она имеет всего около 30 географических миль в длину и до двенадцати миль в ширину (считая в том и заиорданские уделы). Но несмотря на свою внешнюю не­значительность, она занимала в высшей степени выгодное и важное положение в древнем мире. Страна эта, в сущ­ности, была уединенная: она нигде не соприкасалась непо­средственно с большими идолопоклонническими народа­ми, и однако же не настолько была удалена от них, чтобы не иметь о них никаких сведений. Напротив, благодаря своему своеобразному положению, она находилась как раз посреди могущественнейших монархий, боровшихся меж­ду собою за преобладание, но так, что эта борьба не за­трагивала неизбежно ее существования. Дороги купцов и воителей как по суше, так и по морю проходили по ее границам; караваны и полки, двигавшиеся с берегов Ев­фрата к берегам Нила и обратно, соприкасались с ее ок­раинами, но никакого важного пути не проходило чрез са­мую страну. Естественные преграды, отделявшие ее от ок­ружающего мира, разобщали ее с этим миром, предоставляя ее населению свободу по своему желанию входить в сношения с чужими странами, или сохранять свою отчужденность и полную самостоятельность и само­бытность. Она соприкасалась как бы со всеми тремя час­тями тогдашнего света. Подле нее встречались между со­бой Азия, Африка и Европа. Это было средоточие, из ко­торого в определенное время свет мог распространяться во все окружающие страны. Безопасность ее обеспечива­лась самой природой: безводная пустыня на юге, непрохо­димые хребты гор на севере, безбрежное и негостеприим­ное у этих берегов море на западе и глубокая иорданская долина с прилегающей к ней великой пустыней Сирий­ской на востоке — делали ее при некотором благоразумии и бдительности почти недоступной для завоевания. Там истинная религия, вдали от всяких чуждых влияний, мог­ла беспрепятственно процветать среди избранного народа, который, однако же, сам имел все средства входить в сно­шения с окружающим миром и таким образом делиться с ним вверенным ему сокровищем. Так как земля обето­ванная занимала как раз серединное положение в древнем историческом мире, и около нее именно сходились и рас­ходились те великие пути, по которым текла историческая жизнь этого мира и постепенно передвигалась с востока на запад, к великому бассейну Средиземного моря, то на­род, которому выпало на долю владеть этой землей, не только становился наблюдателем всего хода исторической жизни окружающего мира, но, в то же время, делался на­следником всего исторического богатства старых народов востока и вместе с тем держал в своих руках лучшие на­дежды юного нарождавшегося мира — на западе. Выгод­нее этого положения для народа, которому Промысл су­дил быть «светом для народов», не могла представить ни одна еще страна на земном шаре.

По своему внешнему характеру Палестина — страна по преимуществу гористая. Начинаясь от северной грани­цы, от группы гор Ливана и Антиливана, цепи гор непре­рывными и правильными грядами параллельно спускают­ся до самого юга страны и тянутся по обеим сторонам ре­ки Иордана. Склоняясь к западу, горные хребты переходят в низменности, из которых по одной течет ре­ка Иордан, а другая примыкает к самому берегу Средиземного моря и известна была в древности под названием равнины Филистимской и Саронской. Западная гряда гор, тянущаяся чрез Палестину в собственном смысле этого слова, по середине прерывается большою равниной Ездрилонской, которая разделяет страну на две части — северную и южную. В обеих этих частях горная цепь рас­сыпается на множество холмов, перемежающихся с доли­нами, и среди холмов по местам вздымаются горы, выда­ющиеся своею высотою над окружающею местностью. Таковы на севере Ермон, Фавор и Кармил, и на юге Гари-зим, Гевал, Сион и гора Елеонская. Самая величественная из них гора Ермон, которая, вздымаясь на 9 300 футов над уровнем моря, своею снеговою вершиной как бы озирает всю землю обетованную и сама видна за полтораста верст со всякого более или менее возвышенного места страны. Другие горы не превышают трети этой высоты и более знамениты связанными с ними историческими воспоми­наниями, чем своим внешним величием1. Промежуточные долины и равнины представляют собою то плоские возвы­шенности, иногда поднимающиеся до трех тысяч футов над уровнем моря (как напр, равнина Хеврона, лежащая на высоте 3 029 ф.), то глубокие впадины, иногда лежащие ниже морского уровня, как долина иорданская, лежащая почти на пятьсот футов ниже уровня Средиземного моря. Вследствие такого своеобразного устройства, Палести­на представляет особенности, каких еще нигде не встреча­ется на земном шаре. На занимаемом ею небольшом про­странстве встречаются самые поразительные противоположности. Снеговые вершины Ливана и Ермона, так ска­зать, смотрят на долины и пустыни юга, где палящий зной по временам сжигает всякую растительность. В близком соседстве растут самые разнородные деревья — стройная пальма, любящая зной, и величавый дуб, требующий бо­лее умеренного и влажного климата.

С западной и восточной стороны Палестина окаймле­на водою: с запада Средиземным морем, а с востока ре­кой Иорданом, который, беря свое начало в недрах Ермо­на, почти в прямом направлении течет с севера на юг, слегка извиваясь по долине. На своем пути Иордан проте­кает два озера — Меромское и Геннисаретское и впадает в Мертвое море, имея таким образом до полтораста верст протяжения, при 10—12 саженях ширины и 1—2 саже­нях глубины в летнее время. Из двух протекаемых им озер особенно замечательно озеро Геннисаретское, назван­ное так вследствие своей арфообразной формы. Оно име­ет около 20 верст в длину и 10 в ширину, отличается чрез­вычайною прозрачностью своих вод, наполненных рыбами всякого рода. Окружающая его местность поражает своею живописностью и плодородием. По берегам его успешно растут пальмы, смоковницы, виноград и плодовые деревья всякого рода. Чрезвычайно теплый и благорастворенный воздух содействует тому, что все плоды на его берегах со­зревают месяцем ранее, чем на окружающих высотах. Не­даром иудеи говорили, что если рай еще есть на земле, то здесь именно дверь, которая ведет в него. Полную проти­воположность ему представляет Мертвое море, куда изливается Иордан. Оно имеет до 70 верст в длину и до 20 в ширину. Мрачно лежа в глубокой котловине, оно произ­водит тяжелое и подавляющее впечатление. Желто-мутные воды его настолько пропитаны солью и горечью, что в них почти не может существовать никакая жизнь. Самый воз­дух вокруг него насыщен соленой горечью, и окружающая почва, с ее серно-солеными глыбами, представляет страш­ную пустыню. Кремнистые берега, ступенями поднимаю­щиеся от его поверхности более чем на 1 700 футов и ли­шенные всякой растительности, довершают мрачную кар­тину, которая всем своим видом напоминает о страшном суде Божием, некогда постигшем беззаконные и нечести­вые города цветущей долины. Следами прежнего плодоро­дия служат лишь небольшие оазисы, на которых и теперь произрастают редкие бальзамовые растения и различные пальмы.

Положение Палестины на переходной ступени от умеренного пояса к жаркому (между 31° и 33° сев. ши­роты и 34° и 36° в.д.) сообщает ее климату известную правильность, которая свойственна только ей. Продолжи­тельность дней и ночей почти всегда равна 12 часам, и только в самые жаркие летние месяцы и самые холодные зимние месяцы между днями и ночами наступает разни­ца на два часа. Переход от дня к ночи и наоборот совер­шается с необычайною быстротою. Ночь наступает почти вдруг после ясного дня, и рассвет дня с такою же быстро­тою разгоняет ночную тьму. С такою же правильностью сменяются и времена года. В Палестине, собственно, только два времени года — сырое и сухое. В начале осени на­ступают так называемые ранние дожди, которые Падают с такою правильностью, что в случае их замедления населе­ние начинает серьезно беспокоиться о будущем урожае. В течение нескольких месяцев дождливые дни перемежают­ся с солнечными; гром и молния возвещают и сопровож­дают выпадение дождя, который иногда обращается в снежные хлопья и град. К концу сырого времени дождь начинает идти еще обильнее и получает название поздних дождей, которые иногда восполняют недостаточность ран­них. Это правильное распределение дождей находится в прямой зависимости от двух главных источников влаги: Ливанских гор на севере и Средиземного моря на западе. Тающий в течение лета снег на этих горах наполняет осеннюю атмосферу влагой, образует дождевые облака, которые образующимся на море осенью воздушным тече­нием гонятся на юг, где они и выпадают в качестве дож­дя. В сухое время года, т.е. летом, продолжающимся от апреля до октября, небо делается совершенно безоблач­ным и не выпадает ни одной капли дождя для освежения земли и человека. Но растительность не погибает, так как богатые росы, образующиеся по ночам, с достаточностью возмещают отсутствие дождя, и северо-западный ветер, в течение всего лета дующий с моря, значительно умеряет дневной зной. Изредка свирепствует палящий восточный ветер (кадим), который вгоняет едкую пыль во все поры одежды и тела. Но и этот ветер в Палестине не имеет та­кой губительности, какою отличается африканский самум. Вследствие господствующей правильности, климат Палес­тины весьма здоровый и способствует высокому росту и телесной силе населения. В ней совершенно нет каких-ли­бо гнилых болот, отравляющих атмосферу. Болезни вооб­ще редки, а те, которые иногда свирепствуют в ней, боль­шею частью заносного свойства.

В настоящее время Палестина кажется пустынною и бесплодною. Но не такою была она в древности. Когда она отдана была во владение избранного народа, то представ­ляла собою как бы искусственный сад, заботливо насаж­денный среди окружающих пустынь, и отличалась изуми­тельным плодородием, дававшим ей полное право на на­звание страной, «где течет молоко и мед» (Исх. 3:8), «красою всех земель» (Иезек. 20:6). Это была, по описа­нию Моисея, «земля добрая, где пшеница, ячмень, вино­градные лозы, смоковницы и гранатовые деревья, маслич­ные деревья и мед, земля, в которой народ будет есть хлеб, и ни в чем не будет иметь недостатка» (Второз. 8:7—9). Еще и теперь долины отличаются чрезвычайным плодоро­дием, и при некотором трудолюбии дают по две жатвы в год. Даже местность, лежащая к северу от Ездрилонской равнины, весьма щедро наделена природой, и в древности там было столько масличных деревьев, что то колено, ко­торому досталась она, так сказать, утопало в масле. Сре­дина страны, лежащая к югу от этой равнины, также от­личалась изобилием всего и щедро вознаграждала за труд. Повсюду из скал журчат ручьи, орошая землю и давая си­лу для мельниц. Местность эта, отданная во владение сынов Иосифа — Ефрема и Манассии, отличалась «вожде­ленными дарами неба, росою, вожделенными плодами солнца и вожделенными произведениями луны, превос­ходнейшими произведениями гор древних и вожделенны­ми дарами холмов вечных» (Второз. 33:13—15). По скло­нам гор повсюду были роскошные сады и виноградники, и самые горы, теперь поражающие своею пустынностью, покрыты были густым лесом — теревинфом, буком, дубом и многими другими лиственными породами. На особенно теплых местах вздымались стройные пальмы, приносив­шие сладкие плоды и часто от избытка изливавшие свой сок на землю. К югу плодородие уменьшается, по мере то­го как долины сменяются сплошными известковыми хол­мами. Но и там были хорошие пастбища для стад. Толь­ко уже к югу от Хеврона местность получает совершенно пустынный характер, и только по местам попадаются оро­шаемые ключевой водой оазисы, в которых раститель­ность тем роскошнее и богаче. Зато вся береговая полоса представляла изумительное плодородие, и даже теперь, не­смотря на общее запустение страны, хлебные растения да­ют изобильный урожай при самой незначительной обра­ботке земли, и из деревьев роскошно растут всякие паль­мы, маслины, лимоны и бананы, хотя, к несчастию, при отсутствии трудолюбивого населения, прибрежный песок с каждым годом все более засыпает эту некогда благодат­ную полосу земли.

При своем необычайном плодородии и всех удобствах для тела, обетованная земля представляла здоровую пищуи для души. Она была до ничтожества мала в сравнении с обширными пространствами, которые занимались такими государствами древнего мира, как Египет, Индия, Ассиро-Вавилония. С некоторых пунктов на горных вершинах по­средине земли можно сразу видеть ее границу и на восто­ке и на западе: с одной стороны волны Средиземного мо­ря, с другой — мрачно сверкающую поверхность Мертвого моря с Иорданом и высящимися за ним горами Галаадскими. С горы Ермон глаз окидывает большее про­странство, и перед ним открывается дивная панорама прекраснейших ландшафтов, которые в изумительно про­зрачном воздухе рисуются пред взорами подобно ряду чу­десных картин, начертанных рукою божественного Ху­дожника. Сколько здоровой пищи такие виды давали для души, и сколько возвышенных чувств и дум пробуждали они! В этой благословенной земле каждый холм и каждая долина способны были пробуждать в отзывчивой душе чувства беспредельного благоговения и благодарения к Творцу, перст которого чувствовался повсюду. Только под впечатлениями такой дивнобожественной красоты могли изливаться из души израильского царя-поэта, боговдохно­венного псалмопевца Давида, те дивные псалмы, в кото­рых вся одушевленная и неодушевленная природа, солнце и луна, звери и птицы, горы и холмы, юноши и девы, старцы и отроки — все призываются хвалить имя Госпо­да, слава Которого на небесах и на земле (Пс. 148).

Неудивительно, что эта благословенная страна не ос­тавалась безлюдною. С самой глубокой древности она была густо заселена различными племенами, и именно по­томками Ханаана, сына Хамова, вследствие чего и самая земля называлась Ханаанскою. У Ханаана было одиннад­цать сыновей, ставших родоначальниками одиннадцати отдельных племен. Четыре из них поселились в Сирии и Финикии, а остальные семь (хеттеи, иевусеи, аморреи, гергесеи, евеи, хананеи и ферезеи) заняли и заселили Па­лестину. Южную часть приморской равнины занимали филистимляне, в соприкосновение с которыми приходили еще Авраам и Исаак и которые, впоследствии, достигли такого могущества, что по ним и самая страна стала на­зываться Палестиной (филистимляне — пелиштим, отсю­да Палестина). Среди них по местам встречались и остат­ки первобытного исполинского племени рефаимов, следы которого сохранялись до позднейшего времени.

Все эти народцы, при частных различиях, говорили языком весьма близким к еврейскому, так что израильтя­не могли свободно понимать их и говорить с ними. Во всяком случае, при всех сношениях с ними как патриар­хов, так и позднейших израильтян дело вполне обходилось без переводчиков, и самые имена царей этих племен и на­звания городов звучали совершенно по-еврейски (как напр. Авимелех, Мелхиседек, Сихем, Кириаф-Сефер и пр.). Вместе с языком по местам среди них сохранялась и истинная религия, как это мы видим в лице Мелхиседека, который был священником Бога Вышнего, и даже в лице филистимского царя Авимелеха, который также обнару­живал знание истинного Бога — Элогим, Того Самого, вкоторого веровал Авраам (Быт. 21:22 и 23). Но помимо этих следов истинной религии, в общем племена эти бы­ли погружены в самое темное идолопоклонство. В наибо­лее развитом виде оно было у финикиян, которые, как на­иболее просвещенные между ними, служили для них об­разцом и в религиозном отношении. Как финикияне, так и все остальные ханаанские народцы боготворили силы природы, которые олицетворялись в божеской чете под именем Ваала и Астарты. Ваал олицетворял солнце, а Астарта луну, но не как чистейшие небесные светила, а как производительные силы природы, насколько они возбуж­дают к плодоношению землю, животных и людей. Кроме того, ханаанитяне почитали еще семь низших богов, оли­цетворявших собою семь известных тогда планет, и с ни­ми еще особого восьмого бога под именем Асмуна, кото­рый олицетворялся под образом змея и считался богом-целителем. Служение этим богам отличалось крайнею степенью грубой чувственности. При этом главную роль играли женщины. Жертвенники и капища устраивались на вершинах гор, под деревами, и посвящались Ваалу и Астарте. В каждом капище Ваала был конусообразный ка­мень, как изображение оплодотворяющего органа, слу­жившего главным предметом религиозного чествования. В конце осени совершался праздник печали, заканчивав­шийся самым грубым распутством. Женщины в течение семи дней скорби отыскивали исчезнувшего Ваала, т.е. его деревянное или каменное изображение, от исступленной скорби рвали на себе волосы и ударяли себя в грудь. Жрецы под раздражающие звуки унылой музыки резали себе руки и тело ножами и кололи копьями. Но вот к концу праздника печали все исступленно восклицали: «жив Ва­ал!» и от этой исступленной радости девицы бесстыдно жертвовали своею честью за деньги, которые предназнача­лись в жертву Астарте. При храмах существовали особые храмовые блудницы, которые в течение целого года пре­давались распутству как в самых храмах, так и на улицах, и назывались «посвященными» (кедешот). В честь Астар­ты мужчины и юноши оскопляли себя и одевались в жен­ские одежды, чтобы этим уподобиться богу, который од­новременно был и Ваалом и Астартой, мужеским и жен­ским началом. Эти фанатические скопцы, которые занимались выпрашиванием милостыни для капищ, назы­вались также посвящениями (кедешим). Понятно, что такая религия всю жизнь этих народов делала нечистою и омерзительною, уже навлекавшею на себя страшный гнев Божий - в наказании Содома и Гоморры. Вследствие это­го Моисей решительно запретил израильтянам вступать в союз с ханаанскими народами. Чтобы освободить и очис­тить землю обетованную от такого осквернения, они должны были окончательно истребить или изгнать их, как племена, навлекшие на себя праведный суд Божий — за то, что они за благословенные дары заселенной ими бла­годатной земли не только не славословили истинного Бо­га, а, напротив, нашли в них источник омерзительного идолопоклонства и нечестия.

В гражданском отношении ханаанские народы находились уже на довольно высокой степени цивилизации. Не говоря уже о финикиянах, которые в это время уже вели обширную морскую торговлю и знакомы были со всеми сторонами цивилизованной жизни, другие ханаанские племена вслед за ними умели добывать металлы из рудни­ков, ковали золотые и серебряные вещи для украшения, оружие и колесницы для войны, строили храмы и дворцы, умели укреплять стенами города, вели торговлю и знако­мы были со счетоводством и письменностью. На высокое развитие и распространенность письменности указывает замечательное обстоятельство, что один из городов в юж­ной Палестине носил название Кириаф-Сефер, т.е. город книг, каковое название предполагает в нем существование целой библиотеки или книжного дома. Развитию граждан­ской жизни способствовала самая густота населения. Страна наполнена была городами и селениями, между ко­торыми расстилались роскошнейшие нивы и пастбища. Города, большею частью сильно укрепленные, строились по преимуществу на высотах гор, что делало их еще более неприступными для вражеского нападения и что, между прочим, особенно устрашило израильских соглядатаев. Несмотря однако же на это, ханаанские народцы не мог­ли оказать непреодолимого противодействия израильтя­нам, так как между ними не было никакого государствен­ного единства. Не только отдельные племена, но и отдель­ные города считали себя совершенно независимыми от других, управлялись своими собственными царьками, ко­торые постоянно соперничали между собою и в непрерывных войнах взаимно истощали свои силы. Даже об­щая, угрожавшая им всем опасность не могла объединить их между собою, и каждый город защищался своими соб­ственными силами. Только уже впоследствии образовыва­лись союзы из нескольких городов, которые общими сила­ми пытались отстоять свое существование. Но даже и при этой политической разрозненности ханаанских племен, чтобы завоевать землю обетованную с ее многочисленны­ми твердынями, требовавшими для взятия их высокого военного искусства и осадных машин, какими, естествен­но, не мог обладать такой пастушеский народ, как изра­ильтяне, и победить царей, располагавших испытанным в битвах войском и страшными железными истребительны­ми колесницами, — для этого требовалось не только нео­бычайное мужество со стороны вождя и его народа, но и особая помощь Божия. И эта помощь обещана была но­вому предводителю народа израильского — доблестному и испытанному воину Иисусу Навину.

XXIV. Иисус Навин, завоевание земли обетованной и разделение ее. Религиозное одушевление израильского народа.

Славный преемник Моисея происходил из колена Еф­ремова и был одним из тех двух мужественных и предан­ных Моисею людей, которым одним только дано было из всего народа, выведенного из Египта, увидеть землю обетованную. При выходе из Египта Иисусу Навину было около сорока пяти лет и, таким образом, ко времени вступления в землю обетованную на его плечах лежала уже тяжесть восьмидесятипятилетнего возраста. Но по­добно великому своему предшественнику, Иисус Навин и в этом возрасте был еще полон сил и неустрашимого му­жества и вполне отвечал высоте своего положения. Как ближайший сподвижник Моисея, он вполне был знаком со всем относящимся к управлению народа и потому не нуждался в подробных наставлениях. Для него достаточно было одного божественного слова: «будь тверд и мужест­вен», чтобы всецело посвятить себя исполнению возло­женной на него задачи — завоевания земли обетованной. Последний стан израильтян находился в Ситтиме, у горы, на которой почил Моисей, Местность кругом изум­ляла своею роскошью, чисто тропическою растительнос­тью, поддерживаемою множеством журчащих повсюду ручьев. От земли обетованной их отделял лишь Иордан, за которым во всем своем великолепии красовались горы и холмы земли, текущей молоком и медом. Но она не была совершенно открыта для них. Прежде всего, нужно было перейти самый Иордан, а затем верстах в двенадцати от него высились грозные твердыни Иерихона, который как бы держал в своих руках ключи к земле обетованной. По­этому нужно было исследовать как место перехода чрез Иордан, так и особенно состояние Иерихона. С этою це­лию Иисус Навин отправил двух соглядатаев, которые должны были тайно проникнуть в Иерихон и разведать о состоянии как его, так и окружающей страны. Пробира­ясь к Иерихону, соглядатаи, наверно, изумлялись роскоши и богатству окружающей местности, которая и теперь по­ражает щедростью даров своей природы. Пальмовые ро­щи и бальзамовые сады наполняли воздух чудесным аро­матом, и вся местность звенела от щебетания множества самых разнородных и редких птиц. В самом Иерихоне со­брано было множество богатств, как естественных, так и промышленных, и взятие его обещало богатейшую добы­чу. Но город был одним из самых сильных в стране, и граждане его были настороже. Чтобы не навлечь на себя подозрения, соглядатаи, тайно проникнув в город, остано­вились на самой его окраине и нашли приют у некой Ра-авы, которая содержала на окраине города, в самой город­ской стене, нечто вроде гостиницы, но настолько грязной и сомнительной, что и сама содержательница пользовалась в городе худой славой блудницы. Несмотря на все предо­сторожности соглядатаев, иерихонцы, очевидно находив­шиеся в страшной тревоге и бдительно следившие за все­ми подозрительными личностями, узнали об их присутст­вии и донесли царю, который тотчас же потребовал выдачи их от Раавы. Но она, пораженная рассказами о чу­десах, сопровождавших шествие израильтян к земле обе­тованной, и признавая превосходство их Бога, скрыла их в снопах льна у себя на кровле и тайно выпустила их чрез окно стены за город, направив их по совершенно другой дороге, чем по которой отправились в погоню за ними ие­рихонцы. Предчувствуя неминуемое падение города, она взяла с соглядатаев обещание пощадить ее и ее родню во время взятия города, условившись, что знаком ее дома, в отличие от других, будет служить та самая «червленая ве­ревка», на которой она спустила израильтян за стену.

Благополучно возвратившись в стан, соглядатаи извес­тили, что как жители Иерихона, так и другие народы по­ражены ужасом от побед израильтян, и Иисус Навин на следующее же утро приказал двинуться за Иордан. Это было время жатвы пшеницы (в апреле), когда Иордан обыкновенно выступает из берегов, благодаря таянию сне­гов на горах Антиливана, и потому переход чрез реку был более затруднителен, чем во всякое другое время. Но ког­да, по особому откровению, священники, несшие ковчег завета во главе народа, ступили в реку, воды в ней разде­лились, верхняя часть стала стеною, а нижняя стекла в Мертвое море, так что образовался сухопутный проход на ту сторону. Священники двинулись с ковчегом на средину русла реки и стояли там, как бы сдерживая воду, пока не перешли чрез реку все израильтяне. В ознаменование это­го чуда двенадцать избранных мужей взяли из русла две­надцать камней, из которых потом воздвигнут был памят­ник в Галгале перед Иерихоном, где израильтяне остано­вились станом по переходе Иордана, а из других двенадцати камней, взятых на суше, поставлен был памят­ник на том самом месте, где стояли священники с ковче­гом завета. В Галгале устроен был укрепленный лагерь, ко­торый сделался не только местом продолжительной стоян­ки, но и опорным пунктом для завоевания. Там израильтяне в сороковой раз по исходе из Египта совер­шили Пасху, и так как во время странствования в пусты­не, вследствие постоянных тревог и бедствий, по необхо­димости часто оставляем был без исполнения закон об об­резании, то перед совершением Пасхи на почве земли обетованной народ должен был исполнить этот закон, и весь мужеский пол был подвергнут обрезанию. Тут же прекратилась и манна, которою доселе питался народ, и теперь он должен был питаться уже плодами самой зем­ли обетованной.

Наконец, нужно было приступить ко взятию страш­ных твердынь Иерихона. Когда Иисус Навин осматривал укрепления вражеского города, он вдруг увидел пред со­бой человека, с обнаженным мечем в руке. «Наш ли ты, или из неприятелей наших?» спросил его храбрый вождь. «Нет, я вождь воинства Господня», отвечал незнакомец. Иисус Навин в благоговении пал ниц и получил открове­ние о том, как может быть взят Иерихон. Согласно это­му высшему указанию, Иисус Навин велел священникам выступить с ковчегом завета и нести его вокруг стен Ие­рихона, причем семь священников должны были идти пред ковчегом и трубить в трубы, а вооруженные воины молча идти впереди и позади ковчега. Шесть дней обходи­ли они так город по одному разу — к великому изумле­нию иерихонцев, которые, конечно, ожидали приступа на город. В седьмой день шествие повторилось семь раз, в конце последнего обхода вдруг раздался потрясающий воз­глас безмолвного дотоле народа, и страшные твердыни Иерихона пали от чудесного сотрясения, оставив город со­вершенно беззащитным пред израильтянами. Все жители, кроме Раавы и ее сродников, были истреблены, самый го­род разрушен, и произнесено было проклятие на всякого, кто бы попытался построить его вновь. Раав за свою веру во всемогущество истинного Бога была награждена приня­тием ее в общество избранного народа. И эта ветвь от ди­кой маслины принесла добрый плод. Выйдя замуж за Салмона, она сделалась матерью Вооза, прадеда Давида, и имя ее наряду с тремя другими женщинами занесено в родо­словную Христа.

Падение столь крепкого города, как Иерихон, было весьма важно для израильтян, так как искусство правиль­ной осады городов находилось и вообще в младенческом состоянии, а тем более у такого пастушеского народа, ка­ким были израильтяне. Города к востоку от Иордана брались битвами на открытом поле, а некоторые укреп­ленные города в самой Палестине держались долго и по­сле поселения в ней израильтян. Ободренный таким ус­пехом, Иисус Навин отправил отряд в 3 000 человек против соседнего города Гая, который, по свидетельству соглядатаев, был слишком слаб, чтобы утруждать все вой­ско. Но это высокомерие наказано было тем, что гаяне разбили израильский отряд и обратили его в бегство. Эта неудача навела страх и на весь народ, а Иисус Навин и старейшины, разодрав одежды, пали пред скиниею. Тог­да вождю народа было откровение, что причиной этого несчастия был один израильтянин, который из своекорыстия утаил часть из добычи иерихонской. Брошен был жребий, и он указал на Ахана, из колена Иудина, кото­рый и был побит камнями, а труп его со всем имущест­вом предан сожжению — в предостережение и другим, кто захотел бы увлечься своекорыстием и присвоить себе что-нибудь из общего достояния народа. После этого из­раильтяне опять отправились против Гая и, употребив военную хитрость, взяли город. Все жители подверглись истреблению, царь был повешен, а имущество сделалось достоянием победителей.

Взятие первых двух укрепленных городов отдавало в распоряжение израильтян обширный округ обетованной земли и служило обеспечением дальнейших успехов заво­евания. Но прежде чем продолжать завоевательную дея­тельность, народ израильский должен был торжественно принять на себя обязательство свято хранить врученный ему закон Божий. Божественною целию при отдаче изра­ильтянам земли обетованной было не просто заменить прежних жителей ее новыми, но истребить язычников и поселить на их место народ избранный и освященный так, чтобы на развалинах царства мира сего основать цар­ство Божие. Во свидетельство этого народ должен был со­вершить клятву при самой торжественной обстановке. На каменных плитах были выбиты главные положения Синайского законодательства, и на горе Гевал принесены обильные жертвы. Затем священники с ковчегом завета заняли долину между горами Гаризимом и Гевалом, а на­род, разделенный на две половины, по шести колен, должен был расположиться на самых горах. И вот, когда свя­щенники провозглашали известное положение закона, то на благословение его с горы Гаризима и на проклятие его с горы Гевала народ отвечал громким и дружным «аминь», подтверждая этим истинность и неизбежность как благословений за исполнение закона, так и проклятий за его нарушение. — Место, где совершен этот торжест­венный акт, способно было вместе с тем влить новое му­жество в народ и одушевить его самыми возвышенными чувствами. Кругом волнообразно шли холмы, зеленевшие по склонам виноградниками и нивами, среди них изум­рудной полосой лежала долина Сихемская, та самая, где некогда Авраам воздвиг свой первый жертвенник Богу и Иаков устроил свою первую ставку в земле обетованной (Быт. 12:7; 33:19), и по обеим ее концам великанами вы­сились горы Гаризим и Гевал, дружный «аминь» с кото­рых громовыми отголосками разносился по долине, зами­рая в отдаленных холмах. И с этих гор пред изумленны­ми глазами народа развертывалась чудесная картина всей средней Палестины. На север последовательно возвыша­лись Гелвуя, Фавор, Кармил и убеленный снегами север­ный страж земли — Ермон, с зеленеющими между ними долинами и равнинами. К востоку сверкали прозрачные воды озера Гениссаретского с тянущеюся от него голубою лентою Иордана, а к западу виднелась чудная синева Сре­диземного моря с окаймляющей его песчаной полосой. Таким образом, как бы вся земля обетованная была сви­детельницей великой клятвы Израиля, и вся она, с ее горами, озерами, реками, холмами и долинами, была тор­жественно посвящена Господу.

Между тем стоустая молва о победах и самоуверен­ном поведении израильтян, распоряжавшихся в Палести­не как в своей собственной земле, пронеслась по всей стране и навела еще более ужаса на ханаанские племена. Жители некоторых городов, не надеясь выстоять против завоевателей, стали прибегать даже к хитростям. В изра­ильский стан, все еще находившийся в Галгале, прибыли послы, которые, судя по их износившейся одежде и обу­ви, были издалека; они заявили старейшинам, что дейст­вительно прибыли из отдаленной страны, куда, однако же, донеслись слухи о великих победах Израиля, и просили о заключении мирного договора. Израильтяне согласились на договор с ними, но потом оказалось, что это были по­слы от жителей находившегося неподалеку города Гаваона и принадлежащих ему сел. Договор считался священным, и потому жители его были пощажены от избиения, но об­ращены в рабов для исполнения религиозных обязаннос­тей в скинии, в каковом положении они встречаются и в последующее время.

Другие народы между тем, видя, что каждый из них в отдельности не может выстоять против израильтян, за­ключили между собой оборонительный союз. Именно со­единились пять царей, под предводительством. Адониседека, царя иерусалимского, и они, прежде всего, решились наказать гаваонитян за их измену общему делу. Гаваонитяне обратились за помощью к Иисусу Навину, который и двинулся против соединенных сил неприятеля. Быстрым ночным маршем настигнув неприятеля, он внезапно напал на него, разбил и обратил в бегство. Каменный град про­извел в нем еще большее опустошение, чем оружие изра­ильтян. Солнце уже склонялось к вечеру, а между тем преследование было еще не окончено. Тогда Иисус Навин, сильный верою во всемогущество Божие, повелительно воскликнул: «Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над до­линою Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стоя­ла, доколе народ мстил врагам своим. И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слу­шал бы гласа человеческого; ибо Господь сражался за Из­раиля». Это новое необычайное чудо опять показало из­раильтянам, какого сильного Помощника и Покровителя имеют они, и вместе с тем еще более устрашило хананеян, которые теперь видели, что сами боги их (солнце и лу­на) стали на сторону народа-завоевателя. Цари-союзники, бежав с поля битвы, пытались скрыться в пещере, из ко­торой, однако же, были взяты и преданы смерти. За этой победой завоевание стало совершаться легко и быстро. Го­рода падали один за другим, и вместе с ними подвергались истреблению или изгонялись владевшие ими народы. Так была покорена вся южная половина обетованной земли, за исключением нескольких сильных крепостей, как напр. Иерусалим, и Иисус Навин с богатой добычей возвратился в Галгал.

Теперь оставалось покорить еще северную половину. Видя надвигающуюся грозу, цари северных племен начали готовиться к защите. Во главе союза из семи царей высту­пил царь асорский Навин, который собрал многочислен­ное войско «подобно песку морскому» и расположился станом у озера Меромского. Особенную силу этому вой­ску придавала конница, состоявшая из множества воен­ных колесниц. Но сильный верою в правое дело, Иисус Навин внезапно напал на них, и одна битва решила судь­бу и этой части страны. Неприятели были разбиты, кон­ница захвачена была в плен и уничтожена, город Асор, как «глава всех царств сих», сожжен, жители истреблены и все богатство их сделалось добычей победителей.

Эта решительная победа отдала в руки завоевателей всю землю обетованную. Они уже не могли встречать се­бе сильного противодействия, хотя еще оставались укреп­ленные города, державшиеся благодаря крепости своих стен. Война продолжалась около семи лет; в течение ее были покорены, хотя и не вполне истреблены, семь наро­дов, и в битвах пали тридцать один царь. Наконец изра­ильтяне утомились войной и желали воспользоваться пло­дами своих побед. Воины заиорданских колен, давно ото­рванные от своих семейств, стали просить отпуска в свои владения. Вследствие этого война была приостановлена, хотя завоевание не было покончено, и многие хананеи ос­тались в пределах обетованной земли, сделавшись, впос­ледствии, источником страшных зол и всевозможных бед­ствий для израильтян.

Наконец последовал раздел земли. Кроме двух с по­ловиной заиорданских колен, получивших себе наделы еще до перехода Иордана, вся завоеванная земля была разделена между остальными девятью с половиною коле­нами. Раздел производился по особому жребию, указы­вавшему каждому колену сообразный с его численностью . участок земли. Первый жребий выпал колену Иудину, ко­торому достался обширный округ с Хевроном в центре. Рядом с ним, еще южнее, достался удел колену Симеонову, составившему южную границу земли, и затем, начи­ная от севера, уделы распределялись следующим образом. Самая северная часть земли досталась колену Неффалимову, именно в прекрасных долинах Антиливана. Асирову колену назначен был приморский берег, длинная и узкая полоса земли, от границ Сидона до горы Кармила. Коле­но Завулоново заняло поперечную полосу земли между озером Геннисаретским и Средиземным морем. Южнее его одно за другим расположились колена Иссахарово, вторая половина Манассиина и Ефремово, занимая про­странство между Иорданом и Средиземным морем. Еф­ремово колено, таким образом, заняло самую средину обетованной земли и, благодаря этому счастливому поло­жению, а также и своей многочисленности, оно получило особенное значение в судьбе израильского народа, так как и главные центры религиозной и политической жизни на­рода находились именно в пределах этого колена. — В южной половине страны морской берег и западная часть материка выпали на долю колену Данову. Вениаминово колено расположилось по равнине Иерихонской и по до­лине Иорданской до Мертвого моря, доходя к западу до непокоренной крепости иерусалимской. И затем осталь­ная часть южной половины страны, как сказано раньше, досталась в удел коленам Иудину и Симеонову. В общем заиорданские наделы отличались богатыми пастбищами, северные и средние представляли наибольшие удобства для земледелия, а южные изобиловали виноградниками и маслинами. После раздела земли, по особому откровению дан был надел и самому вождю народа Иисусу Навину, именно город Фамнаф-Сараи в колене Ефремовом. Так как колено Левиино, по его особому служению, осталось без земельного надела, то ему выделено было в среде раз­личных колен сорок восемь городов с принадлежащими к ним угодьями; из них тринадцать городов назначено соб­ственно для священников и шесть особых городов с пре­доставлением им права убежища для невинных убийц. «Таким образом отдал Господь Израилю всю землю, ко­торую дать клялся отцам их; и они получили ее в насле­дие и поселились на ней. И дал им Господь покой со всех сторон, как клялся отцам их; и никто из всех врагов их не устоял против них; и всех врагов их предал Господь в руки их. Не осталось не исполнившимся ни одно слово из всех добрых слов, которые говорил Господь дому Израилеву; все сбылось».

Возвратились в свои уделы и заиорданские колена, воинов которых Иисус Навин, с выражением благодарно­сти за их содействие общему делу и с увещанием держать­ся веры в единого истинного Бога, наконец нашел воз­можным отпустить. С большой добычей, выпавшей на их долю из богатств ханаанских, они отправились за Иордан и у места перехода израильтян чрез реку воздвигли боль­шой жертвенник. Но это обстоятельство крайне встрево­жило остальные колена, которые усмотрели в этом жела­ние заиорданских колен отделиться от своих братьев в ре­лигиозном отношении. Негодование было так велико, что готова была разразиться братоубийственная война. Но к счастию, благоразумие предотвратило это бедствие. Назна­ченная по этому делу особая депутация, состоявшая из священника Финееса и десяти избранных старейшин, вы­яснила сущность дела и из объяснений заиорданских ко­лен пришла к убеждению, что, созидая жертвенник, они не только не думали отделяться от религии своих отцев, а напротив, этим видимым жертвенником хотели наглядно подтвердить связь свою с остальными коленами и для бу­дущих своих поколений.

Общею связью для всех колен служила скиния с ков­чегом завета, но чтобы сделать эту народную святыню до­ступною всем коленам, Иисус Навин перенес ее в Силом, в колене Ефремовом, как занимавшем серединное поло­жение в стране. И отсюда Иисус Навин продолжал мир­но управлять народом до самой смерти. Все управление его продолжалось двадцать пять лет. Наконец «он вошел в преклонные лета». Чувствуя приближение смерти, он со­звал к своему смертному одру представителей и начальни­ков всех колен и обратился к ним с сильным увещанием исполнять все, заповеданное в книге закона Моисеева. Он напомнил им при этом обо всем, что Бог сделал ханаанским народам ради их, а также о Его обещании, что, ес­ли они останутся верны Ему, вся земля сделается их пол­ным владением, все язычники будут изгнаны из нее. Это же увещание он повторил и в Сихеме, священном жили­ще Авраама и Исаака, и закончил свою предсмертную бе­седу словами: «Итак бойтесь Господа и служите Ему в чи­стоте и искренности, отвергните чуждых богов, которым служили отцы ваши за рекою в Египте, а служите Госпо­ду. Если же неугодно вам служить Господу, то изберите се­бе ныне, кому служить; ...а я и дом мой будем служить Господу, ибо Он свят». «И отвечал народ, и сказал: нет, не будет того, чтобы мы оставили Господа и стали служить другим богам!» Умирающий вождь записал эти слова в книгу закона, взял большой камень и положил его под ду­бом у святилища, сказав народу: «вот, камень сей будет вам свидетелем... да будет он свидетелем против вас в по­следующие дни, чтобы вы не солгали пред Господом, Бо­гом вашим». Отпустив затем народ по своим уделам, Ии­сус Навин мирно и с сознанием исполненного долга скон­чался 110 лет от роду и был погребен в своем наследственном наделе в Фамнаф-Сараи. Вскоре за ним скончался и первосвященник Елеазар, сын Аарона. Остан­ки Иосифа, вынесенные израильтянами из Египта, были должным образом преданы земле в Сихеме, на том участ­ке, который был некогда куплен Иаковом и подарен им своему любимому сыну.

«И служил Израиль Господу во все дни Иисуса Нави­на и во все дни старейшин, которых жизнь продлилась после Иисуса, и которые видели все дела Господа, какие Он сделал Израилю». Сорокалетнее воспитание в пустыне, очевидно, имело весьма благотворное влияние на народ. Такой преданной веры в Бога мы уже почти не встречаем ни в одном из последующих периодов истории израиль­ского народа.

XXV. Уклонения израильтян в идолопоклонство и обращения к их Богу во время постигавших их бедствий. Аевора и Барак.

По смерти Иисуса Навина израильтяне остались без вождя. Настал период, когда вполне должно было осуще­ствиться то богоправление, которое лежало в основе Мои­сеева законодательства о государственном управлении из­раильского народа. Каждое колено должно было управ­ляться своими собственными старейшинами, с отдельным князем или начальником колена во главе, и связующим звеном для них, кроме естественного родства и общих ис­торических воспоминаний, должна была служить их об­щая вера в единого истинного Бога, как единственного Царя и Судию народа, общее живое сознание, что все ко­лена составляют одно нераздельное царство Иеговы. Видимым знаком этого религиозно-политического единства бы­ла общенародная святыня — скиния, поставленная с этою целию в средине страны — в Силоме, в колене Ефремовом. Но такое правление предполагает действительно вы­сокую степень религиозно-нравственного состояния наро­да, и потому первые годы жизни израильтян в земле обе­тованной, когда «Израиль служил Господу», т.е. был верен Его завету и послушен Его законам, были временем всеоб­щего мира и благоденствия, и каждый израильтянин мир­но обитал под своей смоковницей. Такое состояние про­должалось до тех пор, пока еще живо было то поколение, которое было свидетелем великих благодеяний Божиих и чудес, совершенных ради избранного народа.

За это время некоторые колена (Иудино и Симеоново) успели продолжить завоевание обетованной земли, но так как окончательного завоевания ее не было сделано раньше общими усилиями, то израильтяне должны были примириться с этим обстоятельством и, терпя около себя ненавистных и проклятых хананеев, должны были побеж­дать их силою своего религиозно-нравственного превос­ходства и таким образом приобщать их к общему достоя­нию царства Божия на земле. К сожалению, народ изра­ильский даже в тех случаях, когда имел возможность побеждать хананеян силою оружия, не всегда изгонял и истреблял их, а часто предпочитал оставлять их в качестве данников себе, нарушая, таким образом, из своекорыстия прямое повеление Божие. Но этим самым израильтяне подготовили себе страшные бедствия, потому что, какпредсказывал им Ангел Господень, эти оставшиеся народы сделались для них петлею и боги их стали для них сетью. Молодое поколение, выступившее на место прежнего, ви­девшего все великие благодеяния и чудеса Божии для на­рода, не знало и не хотело знать «Господа и дел Его, ко­торые Он делал Израилю. Сыны Израилевы стали делать злое пред очами Господа и стали служить Ваалам; остави­ли Господа, Бога отцев своих, который вывел их из земли Египетской, и обратились к другим богам, богам народов, окружающих их, и стали поклоняться им, и раздражали Господа; оставили Господа и стали служить Ваалам и Астартам», хананейским божествам, идолопоклонство ко­торых сопровождалось самым гнусным нечестием и рас­путством. За уклонением от истинной религии последова­ло и вообще ослабление нравственности в народе, водворилось господство неправды, необузданного произво­ла, неповиновение властям, за которыми, в свою очередь, следовало полное расстройство государственного и обще­ственного управления и полное ослабление политического могущества народа. Таким состоянием, конечно, пользова­лись туземные и соседние народы, нападали и безнаказан­но грабили и убивали израильтян, заставляли их платить себе дань, так что тот период, который должен был слу­жить осуществлением истинного богоправления, вследст­вие непостоянства и неверности народа израильского сде­лался для него временем страшных испытаний, новою школою религиозно-нравственного воспитания. В наказа­ние за богоотступничество и беззаконие Бог отдавал их в руки местных врагов, но из сожаления к злополучному на­роду воздвигал им особых избавителей, так называемых судей, которые при помощи Божией избавляли народ от притеснителей и чужеземного ига. Из таких судей наибо­лее известны: Гофониил, Аод, Девора с Бараком, Гедеон, Иеффай, Самсон, Илий и Самуил. Некоторые из них бы­ли призваны Богом, другие избраны самим народом, а не­которые правили народом по праву наследства. Правление судей израильских обнимало период около 350 лет.

Когда израильтяне, забыв повеление Божие, начали дружить с нечестивыми хананеями и заключать с ними брачные связи, влекшие за собою идолопоклонство, то Бог поразил их первым бедствием и предал их в руки месопо-тамского царя Хусарсафема, который поработил их себе на восемь лет. Это бедствие заставило народ образумить­ся, и он возопил к Господу об избавлении. Тогда Господь воздвиг им избавителя, в лице первого судии Гофониила, внука Халева. Укрепляемый Духом Божиим, он сделался правителем народа, собрал войско и низверг месопотамское иго, после чего народ наслаждался миром в течение сорока лет, до смерти Гофониила.

Но продолжительное благоденствие опять обращено было народом во зло, и по смерти Гофониила «сыны Из­раилевы опять стали делать злое пред очами Господа». В наказание за это на них послан был Еглон, царь моавит-ский, который в союзе с соседними племенами разбил израильтян и поработил их себе на восемнадцать лет, пока не явился избавитель в лице второго судии Аода,который лично, посредством хитрости, убил тучного Ег-лона и затем с войском израильским разбил моавитян, после чего обетованная земля покоилась восемьдесят лет. После Аода судьею был Самегар, известный тем, что он воловьим рожком побил 600 человек филистимлян, сде­лавших набег на израильтян, и тем избавил их от разо­рения, грозившего нарушить период восьмидесятилетне­го благоденствия.

Так как и после этого народ «делал злое пред очами Господа», то должен был понести еще более тяжкое иго. Пользуясь слабостью израильтян, хананеи на севере Пале­стины чрезвычайно усилились. Ханаанский царь Иавин, составив из окружающих мелких племен сильный союз, перешел в наступление. Его полководец, жестокий Сисара, сделал опустошительное нашествие на северные коле­на, которые не могли выстоять против его страшной кон­ницы, состоявшей из 900 железных колесниц. Подавлен­ные силою, северные колена, чувствуя свою полную беспомощность, в течение целых двадцати лет должны бы­ли сносить самое тяжкое угнетение от торжествующего врага. Но вот, когда народ уже терял надежду на избавле­ние, и храбрейшие мужи не смели и думать о низверже­нии ига грозного врага, избавительницей угнетенных ко­лен выступила женщина. В гористой местности, между Ра­мой и Вефилем, немного к северу от Иерусалима, жила знаменитая Девора, пророчица. Слава о ее мудрости гре­мела по всей стране и весь народ израильский приходил на суд к ней. До нее донеслись и стоны угнетенных колен, и она мужественно выступила для их избавления.

Верст на полутораста к северу от ее жилища, в самом центре угнетенной страны, в городе Кедесе, колене Неффалимовом, близ озера Меромского, жил некий Варак, са­мое имя которого — «молния», как бы указывало на его мужественный дух. Его-то мудрая Девора и порешила сделать вождем того воинства, которое должно было со­браться по ее призыву под освободительное знамя. Отпра­вив к нему посольство, Девора именем Бога, открывшего ей надежду на избавление от врага, повелела Бараку стать во главе десятитысячного отряда воинов из колен Неффалимова и Завулонова и выступить против жестокого Сиса-ры. Но даже и мужественный Варак смутился от такого поручения, и он не осмеливался взяться за дело, пока к не­му не явилась лично Девора. Поспешая на север, она лич­но явилась среди угнетенного народа, и появление ее не только ободрило Барака, но и пробудило энтузиазм в на­роде, который стал собираться под ее знамя. При вести о восстании, Сисара быстро снарядил свои смертоносные колесницы и занял равнину Ездрилонскую, это главное бо­евое поле Палестины. Извивающаяся здесь небольшая речка Кисон, почти вся высыхая летом, превращается зи­мою и после дождей в бурный поток, который, выходя из берегов, наводняет всю окружающую местность, превра­щая ее по местам в непроходимые болота. Мужественная и мудрая руководительница войска израильского, собрав­шегося под знаменем Барака на горе Фаворе, господству­ющей над Ездрилонской равниной, сразу оценила выгоду для себя этого обстоятельства и дала знак Бараку — с не­ожиданною быстротою ринуться на неприятеля.

Гордый своим могуществом и железными колесница­ми, Сисара, быть может, пренебрежительно отнесся к из­раильскому войску, во главе которого, притом, вместе с Бараком стояла женщина Девора. Но это должно было тем более придать значения молниеносному натиску Бара­ка, который сразу же смешал ряды неприятелей и обра­тил их в беспорядочное бегство. Дорогу бегущим преграж­дал разлившийся Кисон, в произведенных им топях колес­ницы вязли и делались совершенно бесполезными, так что все войско подверглось полной гибели — как от воды, так и от меча торжествовавшего Израиля. Сам Сисара с жал­кими остатками своего войска бежал на север, пытаясь скрыться в горных проходах. Молниеносный Барак насти­гал его и там, и он, не видя более спасения, хотел скрыть­ся хоть в шатре одной кенеянки, Иаили. Но последняя, будучи потомком Иофора, тестя Моисеева, и сознавая свою духовную связь с народом израильским, не пощади­ла грозного угнетателя этого народа. Приняв его в своем шатре с видом дружелюбия, она собственноручно убила его, когда он заснул от утомления.

Эта великая победа над жестоким и сильным угнета­телем переполнила сердца победителей ликованием, и «в тот день воспели Девора и Барак такими словами: Изра­иль отмщен, народ показал рвение; прославьте Господа! Слушайте цари, внимайте вельможи; я Господу, я пою, бряцаю Господу, Богу Израилеву». Затем в этой знаменитой песне Деворы подробно описывается бедственное со­стояние израильтян и славное избавление, и она заканчи­вается торжествующими словами: «Так да погибнут все враги Твои, Господи! любящие же Его да будут как солн­це, восходящее во всей силе своей!» — «И покоилась зем­ля сорок лет».

XXVI. Гедеон и Неффай

Хотя чудесное избавление, совершенное Деворой и Бараком от иноплеменного ига, водворило в земле обето­ванной мир и благоденствие на целые сорок лет, но самое состояние народа в религиозном и гражданском отноше­нии было таково, что и в будущем могли угрожать подоб­ные же бедствия. Живя среди идолопоклонников, народ израильский при виде сладострастных форм их идолослу­жения сам увлекался ими, нравственные силы его ослабе­вали, внутри усиливалось разъединение между коленами, приведшее, наконец, к тому, что каждое колено начало считать себя как бы отдельным, совершенно самостоятель­ным государством. Когда это государственное раздробле­ние совершенно ослабило народ, то этим не преминули воспользоваться окружающие кочевые племена, которых постоянно манили к себе богатства и роскошь земли обе­тованной. И вот, когда «сыны Израилевы стали опять де­лать злое пред очами Господа, Господь предал их в руки мадианитян» и сродных с ними кочевых племен. Мадиа-нитяне, амаликитяне и все «сыны востока» в бесчислен­ном множестве, с волами и верблюдами, сделали нашест­вие на Палестину, переправившись чрез Иордан и сломив всякое сопротивление, какое только могли оказать им раз­дробленные силы израильтян, они наводнили собою всю страну от Ездрилонской равнины на севере до Газы — на самом юге. И это нашествие повторялось из года в год. Лишь только производились израильтянами посевы полей, как опять появлялась эта дикая орда, которая своими ки­битками покрывала все холмы и долины, угоняла весь встречавшийся скот и потравляла своими стадами всякую растительность. Ничего не могло быть тяжелее и разори­тельнее подобных нашествий, так как после них не оста­валось ни хлеба, ни скота. Огонь и меч распространяли ужас по всей стране; отчаянное сопротивление отдельных отрядов израильтян приводило лишь к беспощадному из­биению храбрых защитников своего отечества, и, наконец, единственным спасением оставалось лишь поголовное бег­ство населения в горы, где оно и скрывалось в пещерах. Так продолжалось целых семь лет.

«И весьма обнищал Израиль», и он опять возопил к Господу. Тогда Господь опять сжалился над своим невер­ным и непостоянным народом и послал ему избавителя в лице Гедеона.

Гедеон происходил из города Офры, лежавшего в хол­мах средней Палестины, того именно ее округа, который подвергался наибольшему опустошению от дикой орды. Это был, как показывает самое его имя, «отважный воин», отличавшийся царственным величием в своей внешности. Он был младший член семьи, которая дала уже несколько храбрых воинов и защитников отечества от иноплеменни­ков, и два старших брата его уже положили свою жизнь в борьбе с этими именно хищниками в отчаянной стычке при Фаворе. Живя среди упавшего духом народа, он один не терял надежды на избавление и ждал пробуждения в народе духа раскаяния и возрождения. В это время среди народа явился пророк, который пламенною речью призвал к покаянию, упрекая израильтян в забвении ими всех бла­годеяний Божиих со времени выхода их из Египта. Это, естественно, пробудило дух народа, который еще пламен­нее стал просить об избавлении от тяжкого ига. И тогда именно Гедеон получил высшее призвание к делу избавле­ния страждущего народа.

Осенью в седьмой год нашествий мадианитян, Гедеон украдкой и торопливо молотил пшеницу, чтобы скорее укрыться от рыскавших повсюду врагов. Тенистый дуб давал ему защиту от палящего солнца. Занятый поспешной ра­ботой, Гедеон не заметил, как под дубом появился какой-то путник. Но это был «Ангел Господень», который сказал ему: «Господь с тобою, муж сильный!» Приветствие это странно поразило Гедеона и болезненно затронуло в нем чувство угнетенного положения, в котором находился как он сам, так и весь народ. Не злая ли это ирония со сто­роны незнакомца? — «Господин, отвечал ему Гедеон: ес­ли Господь с нами, то отчего постигло нас все это бедст­вие? и где все чудеса Его, о которых рассказывали отцынаши, говоря: из Египта вывел нас Господь. Ныне оставил нас Господь и предал в руки мадианитян», — с грустью и отчаянием заключил Гедеон. Но ангел уверил его в пред­стоящем избавлении. Из чудесного знамения (чудесного появления огня в принесенной жертве) Гедеон убедился в своем высшем призвании для избавления народа, и в его душе исчезла и та малейшая тень сомнения и отчаяния, которая начала было закрадываться и в его мужественный и верующий дух. Но чтобы иметь больше успеха в возло­женном на него деле, Гедеон должен был, прежде всего, возбудить дух истинной религии в народе, подавленный вторжением идолопоклонства. Идолопоклонство проник­ло даже в самое семейство, в котором младшим членом был Гедеон. Отец его Иоас, отчаявшись в помощи Иего­вы, предался идолопоклонству, и на одной из ближайших гор воздвиг жертвенник Ваалу, солнечному богу своих ха­наанских соседей. Рядом с жертвенником стояло дерево, посвященное Астарте. Гедеон получил божественное вну­шение разрушить это капище и тем выразить открытый протест против идолопоклонства. И он, пылая ревностью о вере в истинного Бога, немедленно исполнил это внуше­ние. Взяв десять человек рабов своих и пару тельцов, он ночью разрушил капище, срубил заповедное дерево, на месте низвергнутого жертвенника Ваалова воздвиг жерт­венник истинному Богу и принес в жертву одного из тель­цов, употребив на дрова самое дерево Астарты. Все это было сделано ночью, так как днем это возбудило бы суе­верный ужас и восстание его домашних и жителей города. Но тем большим изумлением и негодованием охваче­ны были эти последние, когда с наступлением дня они увидели, что сделано было с капищем и святыней. Народ­ная молва не замедлила приписать это мнимое «святотат­ство» Гедеону, и среди жителей города раздались яростные голоса, требовавшие смерти виновного. Но его спасла му­жественная решимость и находчивость его отца Иоаса. Последний раньше всех других убедился из подвига свое­го сына в жалком ничтожестве Ваала, и на требование толпы о выдаче Гедеона смело отвечал: «вам ли заступать­ся за Ваала, вам ли защищать его? Если он бог, то сам вступится за себя». Эта смелая и просвещенная речь дей­ствительно устыдила толпу и заставила ее убедиться в сво­ем заблуждении, и Гедеон получил название Иероваала, т.е. «противоборца Ваалу».

Слава об этом подвиге быстро разнеслась по стране, имя Гедеона было у всех на устах, и он мог теперь высту­пить в качестве избавителя от внешних врагов. «Дух Гос­подень объял Гедеона, и он вострубил трубою». Звуки этой трубы нашли быстрый отголосок в окружающих ко­ленах, и под знаменем Гедеона собралось 32 000 воинов, готовых положить свой живот за истинную веру и свое отечество. Еще раз получив уверение о своем призвании двумя чудесными знамениями (появлением росы на шер­сти при отсутствии ее на окружающей земле и отсутст­вием ее на шерсти при обилии ее кругом), Гедеон высту­пил против неприятеля. Но избавление должно было со­вершиться не собственными силами народа, а силоюБожиею, и потому Гедеону поведено было уменьшить свое войско, отпустив всех боязливых и робких. Осталось только 10 000 человек; но и этого было много для побе­ды. Посредством особого испытания при водопое на ре­ке, избрано было всего только триста человек, но очевид­но самых храбрых и испытанных воинов, которые были настолько закалены, что даже воду из реки, пренебрегая всякими удобствами, «лакали языками своими как лакает пес». С этою горстью воинов Гедеон и должен был высту­пить против неприятелей, которые огромным полчищем в 135 000 человек расположились в равнине Ездрилонской. Проникнув ночью в неприятельский лагерь и узнав о тревожном настроении врагов, до которых уже дошла молва о движении среди израильтян, Гедеон решил пора­зить их неожиданным нападением и особым стратегиче­ским приемом, нередко употреблявшимся в древности. Разделив свой отряд на три части и дав каждому воину по трубе и по светильнику в кувшине, Гедеон приказал этим частям ночью выступить в обход неприятеля. По данному сигналу все воины сразу затрубили в трубы, разбили кув­шины и громко воскликнули: «Меч Господа и Гедеона!» Пораженные неожиданно появившимся множеством све­тильников и громом труб и военного крика, неприятели пришли в страшное смятение, в суматохе убивали друг друга и бросились в беспорядочное бегство за Иордан. Но там их при переправе встретило колено Ефремово, под­вергнув их еще большему разгрому, во время которого убиты были два мадиамских царя Орива и Зива. Сам Гедеон, подкрепленный десятитысячным отрядом, пресле­довал неприятеля и за Иордан, где еще нанес ему пора­жение, захватив в плен еще двух мадиамских царей Зевея и Салмана, которые как оказавшиеся убийцами братьев Гедеона, были убиты им самим. При возвращении с по­бедного похода он должен был кротостью утишить недо­вольство ефремлян на то, что они не позваны были рань­ше для войны с мадианитянами, чрез что лишились зна­чительной части добычи, и строго наказать жителей городов Сокхофа и Пенуела, которые, не надеясь на по­ражение Гедеоном сильных мадиамских царей, из опасе­ния мщения последних отказали воинам его в хлебе, на­смешливо говоря ему: «разве рука Зевея и Салмана уже в твоей руке, чтобы нам войску твоему давать хлеб?» Ког­да действительно эти некогда страшные мадиамские цари были уже в руках Гедеона, он прибыл с ними в Сокхоф и, напомнив жителям его об изменничестве, «взял ста­рейшин города и терновник пустынный и зубчатые моло­тильные доски, и наказал ими жителей Сокхофа, и баш­ню Пенуельскую разрушил и перебил жителей города».

Слава о победе Гедеона разнеслась по всей стране, и благодарные израильтяне сказали Гедеону: «владей нами ты и сын твой, и сын сына твоего, ибо ты спас нас из ру­ки мадианитян». Но мужественный освободитель страны был доволен сознанием исполненного долга и скромно от­казался от предложенной ему наследственной власти, от­ветив израильтянам: «ни я не буду владеть вами, ни сын мой не будет владеть вами; Господь да владеет вами». Он удовольствовался только частью военной добычи (в 1700 золотых сиклей, кроме пряжек, пуговиц и пурпуровых одежд с мадиамских царей и кроме золотых цепочек с шеи верблюдов их). К сожалению, он имел неосторож­ность сделать из этой добычи эфод или священническую ризу, и суеверный народ, придав ей магическое значение, стал «блудно ходить туда за ним», совершая нечто вроде идолопоклонства. Впрочем, земля покоилась сорок лет, и сам Гедеон мирно дожил до глубокой старости, оставив от своих многих жен семьдесят сыновей, и, главнее всего, ту добрую славу, которая дала ему впоследствии великую честь быть записанным в число славнейших героев веры (Евр. 11:32).

По смерти Гедеона, жестоковыйный и неверный на­род опять «стал блудно ходить во след Ваалов», забыл сво­его Господа Бога, который избавлял его от окружающих врагов, и даже «дому Гедеонову не сделал милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю». Наступили сму­ты, и этим думал воспользоваться побочный сын Гедеона, от его сихемской наложницы, Авимелех, и решил присво­ить себе царскую власть, от которой отказался сам Геде­он. Войдя в соглашение с родственниками своей матери, он собрал войско, напал на Офру, где жили сыновья Геде­она, и, избив их, добился затем провозглашения себя ца­рем. Из семидесяти сыновей Гедеона спасся только один младший сын Иофам. С вершины Гаризима, высившегося над городом Сихемом, он обратился к вероломным жите­лям с обличительной притчей, в которой под видом дерев, избиравших себе царя, изобразил несправедливость наро­да и коварство Авимелеха: смоковница и виноградная ло­за отказались принять на себя царское достоинство, а ко­лючий репейник сразу принял предложение и приглашал всех покоиться под своею тенью. Это, по-видимому, обра­зумило сихемлян. Едва прошло три года, как между ними и Авимелехом начались раздоры, поведшие к междоусо­бию; разъяренный самозванец осадил город, разрушил его и засеял солью, а городскую башню, в которой укрылись жители, сжег вместе с тысячью оказавшихся в ней муж­чин и женщин. При осаде другого непокорного города, Тевеца, он был ранен отломком мельничного жернова, брошенным в него женщиной, и стыдясь умереть от руки женщины, велел своему оруженосцу пронзить его мечем. «Так воздал Бог Авимелеху за злодеяние, которое он сде­лал отцу своему, убив семьдесят братьев своих», и так бес­славно окончилась первая попытка самовольно основать царскую власть в народе израильском.

Во время управления двух следующих судей Фолы и Иаира израильтяне, по-видимому, наслаждались миром и благоденствием, но это благоденствие лишь еще более уси­лило идолопоклонство и развращение среди народа, кото­рый начал без разбора «служить Ваалам, Астартам, и бо­гам арамейским, и богам сидонским, и богам моавитским, и богам аммонитским, и богам филистимским», забыв только единого истинного Господа Бога. «И воспылал гнев Господа на Израиля, и Он предал их в руки филистимлян и в руки аммонитян. Они теснили и мучили сынов израилевых восемнадцать лет». Постигшее бедствие было тем тяжелее, что враги теснили народа одновременно с двух сторон — с востока и запада. По обыкновению, бедствие это опять заставило израильтян обратиться с мольбою о помощи к забытому ими своему Господу; но на этот раз и Господь в праведном гневе Своем отвечал им: «вы оста­вили Меня, и стали служить другим богам; за то Я не бу­ду уже спасать вас. Пойдите, взывайте к богам, которых вы избрали, пусть они спасают вас в тесное для вас вре­мя». Но милосердие Божие беспредельно. Когда израиль­тяне в покаянии обратились к Нему опять и отвергли чу­жих богов, став служить только Господу, то «не потерпе­ла душа Его страдания Израилева», и Он послал им избавителя в лице Иеффая. Это был даже по своему про­исхождению вполне сын своего распущенного времени. Мать его была блудница из Галаада, в заиорданском полу­колене Манассиином, и он, лишенный своими сводными братьями наследства в доме своего незаконного отца, уда­лился в вольную землю Тов и там, собрав около себя пра­здных и бездомных людей, сделался начальником шайки грабителей. Но со своею вольницей Иеффай не забыла и патриотического долга, и потому он делал нападения на врагов своей страны, отбивая у них стада и караваны. От­вага и храбрость его обратили на него внимание старей­шин Галаада. особенно страдавшего от нападений аммонитян, и они пригласили его стать во главе их для борьбы с врагами. Иеффаю тяжело было принимать приглашение от старейшин города, где он потерпел страшную обиду и несправедливость. Но любовь к родине превозмогла, и он, выговорив себе условие главенства в народе в качестве су­дии, принял предложение. Став во главе быстро образо­вавшегося отряда, он двинулся против неприятеля, но сна­чала попытался уладить дело мирным путем и вступил с аммонитянами в переговоры для определения прав двух враждующих народов на заиорданские области. При этом Иеффай обнаружил тонкое знание всей предыдущей исто­рии завоевания земли израильской, и, опираясь на исто­рические данные, требовал удаления аммонитян. Когда же аммонитяне гордо отвергли всякие мирные предложения, заявив свои притязания на все заиорданские области, то Иеффай вынужден был добиваться своего права оружием. Сильный собственным мужеством и одушевлением наро­да, он выступил в поход, но пред этим, по обычаю древ­него времени, дал обет Господу, говоря: «если Ты предашь аммонитян в руки мои, то, по возвращении моем с ми­ром от аммонитян, что выйдет от ворот дома моего на встречу мне, будет Господу, и вознесу сие во всесожже­ние». Поход был успешен, неприятель разбит и усмирен. С торжеством победитель возвратился в свой город Массифу и направился к своему дому. «И вот дочь его выхо­дит на встречу ему с тимпанами и ликами», его единст­венная дочь, хотевшая более всех отпраздновать победу своего отца-победителя. «Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего» я отверз о тебе уста мои пред Господом и не могу отречься». Узнав страшнуютайну, доблестная дочь храброго отца однако же не пре­далась безутешному отчаянию и просила у него только двухмесячного срока, чтобы пойти на горы и оплакать дев­ство свое с подругами своими. «По прошествии двух ме­сяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа». Что касается способа исполнения обета, то, вследствие таинст­венной неясности библейского текста, он понимается раз­лично. Одни толкователи (по преимуществу древние) по­нимают его в буквальном смысле, что именно девица бы­ла действительно принесена в жертву всесожжения; но некоторые новейшие толкователи, основываясь на ясном запрещении человеческих жертв в Моисеевом законе (Лев. 18:21; 20:2—5; Второз. 12:31), полагают, что она ос­талась только в девстве и посвящена была на служение скинии. На такой смысл обета, по-видимому, указывает и то выражение, что дочь Иеффая оплакивала не свою мо­лодость, а свое «девство», и что она умерла «не познав му­жа», т.е. в девственном (по обету) состоянии.

Но Иеффая ожидало еще и другое испытание. Ему пришлось быть свидетелем печального события, показы­вавшего, до какой степени дошло разъединение между ко­ленами в это время. Гордые ефремляне, с надменностью относясь к заиорданским коленам и особенно к Манассиину полуколену, которое они считали частью своего коле­на, отказались признать за ним право на отдельное неза­висимое существование, а тем более право иметь из себя «судью» народа, и довели дело до междоусобицы. Но народное воодушевление было еще сильно: ефремляне по­несли страшное поражение в битве и старались спастись бегством на противоположный берег Иордана; но разъя­ренные галаадитяне перехватили броды и, узнавая ефремлян по своеобразному выговору ими слова шибболет (они выговаривали сибболет), избили из них 42 000 человек, подвергнув таким образом жестокому наказанию возмути­телей общественного мира. Это горестное событие долж­но было тяжким бременем лечь на душу такого пламен­ного патриота, каким был Иеффай. Он был судьею Изра­иля только шесть лет и скончался, будучи погребен в одном из городов галаадских. Одиноким он жил, одино­ким и умер, не оставив в потомстве даже воспоминаний о точном месте своего погребения.